Самое важное в проекте размежевания – торжество идеи нации, которая стала основным способом идентификации. Советская политика признала и кодифицировала национальность, хотя и продолжала настаивать на тезисе об универсальности Истории. Всем нациям было суждено пройти один и тот же путь прогресса и достичь бесклассового общества, только делать это они должны были на своих родных языках и в своих национальных костюмах.

Всех советских граждан официально классифицировали по национальности. Она стала не просто абстрактным ощущением культурной принадлежности, а частью юридической идентичности человека. Национальность записывалась в документах, удостоверяющих личность, и была одним из существенных факторов на протяжении жизненного пути советского гражданина. Обещаниям национального самоопределения суждено было на несколько десятилетий вперед стать важной частью представлений о сути советского строя.

Коммунистический режим превратил разные национальные проекты центральноазиатских интеллектуалов в политическую реальность. Кроме того, признав существование шести наций, он на долгие годы заморозил различия в том виде, в каком они существовали в 1924 году. Реальность некоторых из них (узбеков и казахов) была более очевидной, других же (например, киргизов и каракалпаков) – менее.

Казахская интеллигенция рассматривала последние две группы как подгруппы казахской нации, однако активизм в Киргизской и Каракалпакской автономиях привел к формированию там отдельных наций. А вот в таких группах, как сарты или кипчаки, таких активистов не нашлось, и национальной мобилизации не случилось, и потому они исчезли из официальной номенклатуры и стали рассматриваться как часть узбекского народа.

Так сформировалась новая карта Центральной Азии с вроде как национальными республиками. Собрали их из разных частей. Казахстан объединил земли бывшего Степного края с территориями Семиречья и Сырдарьинского района Туркестана. Политические активисты из этих двух регионов вели деятельность разрозненно, и на объединение в цельную политическую элиту у них ушло некоторое время.

В состав Узбекистана и Туркменистана вошли земли Туркестана, которые в течение нескольких десятилетий находились под прямым управлением России, а также протектораты Бухара и Хива, которыми Россия никогда не управляла. Республики не были похожи друг на друга. Узбекистан, ставший союзной республикой в 1924 году, включал в себя крупные города региона и претендовал почти на все их наследие. Другие республики в значительной степени определяли себя, отталкиваясь от Узбекистана. Казахстан тем временем занял территорию, сравнимую с Британской Индией. Он стал автономной республикой в составе РСФСР, что укрепило давнюю глубокую связь степной зоны с Россией. Позднее, в 1920-х годах, когда советские политики разделили Советский Союз на ряд экономических зон, Казахстан стал самостоятельным экономическим регионом, отдельным от остальных четырех республик Центральной Азии. (Такова была логика советского речевого оборота «Центральная Азия и Казахстан», который на Западе часто ошибочно принимали за очередную попытку «разделять и властвовать».)

Не бывает так, чтобы национальные границы снисходили с небес, они всегда возникают в результате политической борьбы между национальными движениями и государствами. Следует помнить, что эта борьба уже происходила между жителями Центральной Азии и не была на ровном месте навязана Советами (не говоря уже о самом Сталине).

Как только появились национальные территории, принадлежность к ним приобрела новое значение в повседневной жизни. То, к какой общности человек относился – к узбекам Узбекистана или к казахам Казахстана, – отныне имело значение. Нации получили право собственности на свои территории, и титульные нации – распространенное в Советском Союзе название народов, живущих на своих территориях, – пользовались определенными привилегиями при трудоустройстве, чтобы способствовать процессу коренизации в нерусских частях Союза.