Репост из: Немного о немоногамии
Нашла хорошую статью про Марстона и Чудо-женщину:
«Джилл Лепор [американская историкиня, авторка документальной книги «The Secret History of Wonder Woman»] отмечает, что Чудо Женщина появилась из «феминистической утопии» и «борьбы за права женщин». Однако то, как Марстон представлял себе феминистическую утопию - основанную на любви, доминировании и бондаже - не совсем похоже на то, как феминистическую утопию представлет себе большинство людей сегодня. Лепор пишет, что Марстон, как и Маргарет Сэнгер, верил, что женщины по своей природе чище и лучше, чем мужчины. Это мнение плохо сочетается с современным феминистическим движением, которое зачастую (и справедливо) рассматривает разговоры о женской чистоте как оправдание для ограничения свободы действий женщин. Сегодня мы в основном описываем победу феминизма в терминах расширения прав и возможностей женщин, чтобы они достигли равенства с мужчинами, а не в терминах естественного женского превосходства, которое трансформирует общество этически и духовно.
Личная жизнь Марстона так же поднимает много вопросов о его взглядах на феминизм. Во-первых, он встретил Олив Берн когда она была его студенткой, и достоверно неизвестно, когда их отношения перешли в сексуальную плоскость. Если они начали спать, когда она работала под его руководством, это определенно поднимает ряд этических вопросов. То, как Берн вошла в его брак, тоже вызывает вопросы: в соответствии с находками Лепор в архивах, Марстон сказал своей жене, что она может либо принять наличие Олив Берн в их жизни, либо он уйдет от нее. Лепор пишет: «Элизабет Холлоуэй была cовершенно опустошена. Она вышла за дверь и шла, не останавливаясь, шесть часов кряду».
Распределение ролей в семейной жизни Марстона тоже не сообразно феминизму. Лепор сравнивает брак Марстона с гаремом, и указывает на то, что пока Марстон метался от одной неуклюжей попытке заработать к другой, Холлоуэй работала редакторкой и содержала всю семью.
Лепор пишет: «В год когда Марстон давал пресс-конференцию, посвященную неизбежному приходу Амазонок к власти, Олив Берн печатала на машинке его рукописи и воспитывала его детей, а Элизабет Холлоуэй содержала его». «Дом Марстонов вовсе не был матриархальным Вишневым Садом», иронизирует она.
Кэта Поллитт поддерживает эту точку зрения в своей рецензии в журнале The Atlantic: «Марстон отлично устроился: с ним жили две замечательно умные, любящие женщины, готовые удовлетворять все его нужды, к тому же обе верили, что очутились в феминистическом раю».
Очевидно, что семья Марстона была далека от эгалитарного дружеского партнерства, которое мы сейчас склонны считать идеалом брака. Но такое распределение ролей, в котором женщина была основной добытчицей в семье, никак не противоречило идеалам Марстона.
Лепор отмечает, что Холлоуэй в конце концов согласилась жить с Берн, потому что она хотела иметь и детей, и карьеру. Берн, в свою очередь, очень хотела заниматься детьми.
[...]
Таким образом, с одной стороны семью Марстона можно описать как партиархальный гарем с традиционными гендерными ролями - а с другой стороны, устройство их семьи позволило Холлоуэй иметь очень нетрадиционную карьеру, а так же стало основанием для лесбийского партнерства, которое продилось сорок лет, задолго до появления движения за равные брачные права».
(перевод отрывка мой, статья на английском:
https://www.theatlantic.com/entertainment/archive/2014/10/wonder-womans-feminism/381579/)
«Джилл Лепор [американская историкиня, авторка документальной книги «The Secret History of Wonder Woman»] отмечает, что Чудо Женщина появилась из «феминистической утопии» и «борьбы за права женщин». Однако то, как Марстон представлял себе феминистическую утопию - основанную на любви, доминировании и бондаже - не совсем похоже на то, как феминистическую утопию представлет себе большинство людей сегодня. Лепор пишет, что Марстон, как и Маргарет Сэнгер, верил, что женщины по своей природе чище и лучше, чем мужчины. Это мнение плохо сочетается с современным феминистическим движением, которое зачастую (и справедливо) рассматривает разговоры о женской чистоте как оправдание для ограничения свободы действий женщин. Сегодня мы в основном описываем победу феминизма в терминах расширения прав и возможностей женщин, чтобы они достигли равенства с мужчинами, а не в терминах естественного женского превосходства, которое трансформирует общество этически и духовно.
Личная жизнь Марстона так же поднимает много вопросов о его взглядах на феминизм. Во-первых, он встретил Олив Берн когда она была его студенткой, и достоверно неизвестно, когда их отношения перешли в сексуальную плоскость. Если они начали спать, когда она работала под его руководством, это определенно поднимает ряд этических вопросов. То, как Берн вошла в его брак, тоже вызывает вопросы: в соответствии с находками Лепор в архивах, Марстон сказал своей жене, что она может либо принять наличие Олив Берн в их жизни, либо он уйдет от нее. Лепор пишет: «Элизабет Холлоуэй была cовершенно опустошена. Она вышла за дверь и шла, не останавливаясь, шесть часов кряду».
Распределение ролей в семейной жизни Марстона тоже не сообразно феминизму. Лепор сравнивает брак Марстона с гаремом, и указывает на то, что пока Марстон метался от одной неуклюжей попытке заработать к другой, Холлоуэй работала редакторкой и содержала всю семью.
Лепор пишет: «В год когда Марстон давал пресс-конференцию, посвященную неизбежному приходу Амазонок к власти, Олив Берн печатала на машинке его рукописи и воспитывала его детей, а Элизабет Холлоуэй содержала его». «Дом Марстонов вовсе не был матриархальным Вишневым Садом», иронизирует она.
Кэта Поллитт поддерживает эту точку зрения в своей рецензии в журнале The Atlantic: «Марстон отлично устроился: с ним жили две замечательно умные, любящие женщины, готовые удовлетворять все его нужды, к тому же обе верили, что очутились в феминистическом раю».
Очевидно, что семья Марстона была далека от эгалитарного дружеского партнерства, которое мы сейчас склонны считать идеалом брака. Но такое распределение ролей, в котором женщина была основной добытчицей в семье, никак не противоречило идеалам Марстона.
Лепор отмечает, что Холлоуэй в конце концов согласилась жить с Берн, потому что она хотела иметь и детей, и карьеру. Берн, в свою очередь, очень хотела заниматься детьми.
[...]
Таким образом, с одной стороны семью Марстона можно описать как партиархальный гарем с традиционными гендерными ролями - а с другой стороны, устройство их семьи позволило Холлоуэй иметь очень нетрадиционную карьеру, а так же стало основанием для лесбийского партнерства, которое продилось сорок лет, задолго до появления движения за равные брачные права».
(перевод отрывка мой, статья на английском:
https://www.theatlantic.com/entertainment/archive/2014/10/wonder-womans-feminism/381579/)