Сын-шестилетка проходит кризис осознания смертности людей.
Лежит в кровати перед сном, заливается слезами:
- Что случилось, Дарик?
- Я думаю о том, что вы с папой состаритесь и умрете.
- Ой, это будет очень, очень нескоро, ты что! Не думай об этом, это будет через очень много лет.
- А я все равно не хочу, чтобы вы умирали! Ни через много, ни через сколько лет!
- Сынок, ну это такой закон жизни…
- Нет! Нет! Нет! Я запрещаю вам с папой стариваться и умирать! И бабушка с дедушкой, я хочу, чтобы они всегда жили! (плачет)
Плачу вместе с ним.
Пожалуй, это одно из самых сложных в материнстве вещей – пояснить смерть, осознать вместе с маленьким человеком самое страшное.
- Мам, а когда мне будет сто лет, тебе сколько будет?
- А мне, сынок, уже не будет нисколько.
Но тебе, сынок, конечно, будет сто лет. И сто пятьдесят. И двести. Все умрут, а ты останешься. Потому что ничего не будет после тебя. И до тебя ничего не было.
Лежит в кровати перед сном, заливается слезами:
- Что случилось, Дарик?
- Я думаю о том, что вы с папой состаритесь и умрете.
- Ой, это будет очень, очень нескоро, ты что! Не думай об этом, это будет через очень много лет.
- А я все равно не хочу, чтобы вы умирали! Ни через много, ни через сколько лет!
- Сынок, ну это такой закон жизни…
- Нет! Нет! Нет! Я запрещаю вам с папой стариваться и умирать! И бабушка с дедушкой, я хочу, чтобы они всегда жили! (плачет)
Плачу вместе с ним.
Пожалуй, это одно из самых сложных в материнстве вещей – пояснить смерть, осознать вместе с маленьким человеком самое страшное.
- Мам, а когда мне будет сто лет, тебе сколько будет?
- А мне, сынок, уже не будет нисколько.
Но тебе, сынок, конечно, будет сто лет. И сто пятьдесят. И двести. Все умрут, а ты останешься. Потому что ничего не будет после тебя. И до тебя ничего не было.