Сегодня Марципан пошёл со мной на маникюр. За час он облазил всю херскую: заглядывал в лампу; подносил рукав с узором, где белый горит голубым огнём и громко удивлялся этому; перебирал палитру лаков; нюхал пузырьки; предлагал сначала выбрать цвет покрытия, а потом, и вовсе, покрасить мне ногти самому и многомногомного разного и трескового. Девчонки-мастера: «Он всегда такой?», я отвечаю: «Ну да», а они: «Ужас» «Капец»; «Жесть...»
А потом пришла ещё одна дама. Видимо, из адвокатесс и стала говорить, ойкакойхорошиймальчикотдайтеегомне и всякое подобное, подстёгивающее ребёнка ещё усерднее участвовать в постановке театра одного актера.
Но, как говорится, посмеялись и будя.
Когда я закончила и мы направились к выходу, она опять: «аттдайтиегомне», я в шутку: «а у вас своих непослухъянов нет?». На что она:
«Есть. Но у меня совсем другие дети. Совсем не такие...»
И на мой немой вопрос продолжила: «Просто я их очень сильно люблю».
Это был нокаут.
А потом пришла ещё одна дама. Видимо, из адвокатесс и стала говорить, ойкакойхорошиймальчикотдайтеегомне и всякое подобное, подстёгивающее ребёнка ещё усерднее участвовать в постановке театра одного актера.
Но, как говорится, посмеялись и будя.
Когда я закончила и мы направились к выходу, она опять: «аттдайтиегомне», я в шутку: «а у вас своих непослухъянов нет?». На что она:
«Есть. Но у меня совсем другие дети. Совсем не такие...»
И на мой немой вопрос продолжила: «Просто я их очень сильно люблю».
Это был нокаут.